В августе 1956 года, после окончания Ленинградского государственного академического хореографического училища (ЛГХУ) имени А. Вагановой, юная балерина Рейна Чокоева переступила порог нового здания Кыргызского театра оперы и балета. Природная музыкальность, отличная школа и умение искренне передавать чувства своих героинь завораживали зрителей. Очень скоро она сумела завоевать сердца кыргызстанцев и любителей балетного искусства. Более 25-ти лет спектакли с ее участием проходили с аншлагом. 1 ноября  1981 года в Кыргызским академическом театре оперы и балета имени А. Малдыбаева состоялся бенефис народной  артистки Киргизской ССР, Лауреата государственной премии СССР Рейны Чокоевой. Балерина подвела итог своей сценической деятельности. На этом бенефисе звезда кыргызского балета простилась со своими зрителями, но  свои знания и опыт она продолжает передавать молодым. 13 июля  Р.Н. Чокоева отметит свой 75-летний юбилей, и мы предлагаем эксклюзивное интервью, которое она дала нашей газете.

–  Рейна Нурманбетовна, у вас довольно необычное имя, даже псевдоним придумывать не надо, словно родители заранее знали о вашем сценическом предназначении.

– Я родилась 13 июля 1938 года в селе Уч-Терек Уч-Терекского района Джалал-Абадской области (ныне Ошская область). По рассказам мамы мне известно, что в 1937 году отца направили туда на работу вторым секретарем. В день моего рождения собрались сельчане, чтобы поздравить родителей и, естественно, стали предлагали имена. Отец всех выслушал, а потом сказал, что выберет имя сам. Каждый вечер он изучал карту, и недели через две сказал: «Дочь будет Рейной».

Расскажите, пожалуйста, о значимых событиях вашего детства.

–  В городе был единственный театр и на все спектакли  нас туда водил наш дядя Асанкан Джумахматов. Под впечатлением увиденного, дома мы устраивали концерты для соседей. Открывали двери нашей квартиры – она служила кулисой, а лестничная площадка сценой. В наш дом из блокадного Ленинграда въехала семья Страховых– строгий родитель, добрая Марина Борисовна и их дочь Наташа,  которые  сразу же стали очень близкими и добрыми соседями. Марина Борисовна работала в театре педагогом классического танца (до войны, она преподавала в Ленинградском хореографическом училище). При театре была организована студия, куда ходили моя старшая сестра Дамира, затем Наташа, потом моя сестра Замира, а позже и я. Мы знали многих артистов, которые там занимались. Марина Борисовна на уроках говорила: «и шаг, и шаг», а мне слышалось ишак. Смешно…

После снятия блокады Ленинграда, они уехали. 

Мне не было девяти лет, когда умер отец. Мама осталась с шестью детьми. Младшему братику был 1 год и 8 месяцев, а старшей сестре Дамире 14 лет. Мы с Замирой учились в 12 школе. Я во втором, она в третьем классе. Начались каникулы. В один из дней к нам пришла Марина Борисовна. Она приехала из Ленинграда, чтобы набрать детей для обучения в ЛГХУ. Они с мамой о чем-то долго разговаривали и плакали. На следующий день Марина Борисовна позвала меня и Замиру и спросила, не хотели бы мы  поехать в Ленинград. Мы, конечно, обрадовались. Марина Борисовна повела нас в какое-то здание, там проверили наши данные на гибкость, прыжки и т.д. Нас приняли. Мне исполнилось девять лет. помню вокзал, там столпотворение. Люди с тюками, чемоданами, спешат, толкаются, стараются перекричать друг-друга. Потом поезд тронулся, а у меня перед глазами долго стояло мамино мокрое от слез лицо…

В училище Марина Борисовна преподавала классику и историко-бытовой танец. К нам она относилась, как к родным. После занятий, на выходные, она забирала нас к себе. И хотя они с

дочерью жили в однокомнатной коммунальной квартире, мы для них были желанными гостями. Утром завтракали бутербродами с колбасой, потом шли в баню, обедали и возвращались в интернат. Так прошло детство.

– На ваш взгляд, имена людей влияют на их судьбы?

– Отец дал мне сценическое имя, хотя говорил, что его дочери должны обходить театр стороной. Я сама свое имя до определенного времени связывала с рекой Рейн, пока будучи в Гаване на Международном фестивале не узнала еще одно значение. Тогда в кубинской газете написали, что Рейна Чокоева в прелюдии Шопена оправдала свое имя. Рейна по-испански  королева.

Рейна Нурманбетовна, это правда, что вы танцевали на сцене даже когда болели?

– Был случай. Я танцевала Зейнеп в балете «Куйручук» и в первой партии упала, было больно, но я довела партию до конца. За кулисами заплакала, коллеги подумали, что у меня растяжение и начали вытягивать запястье. Стало еще хуже. Бубусара эже согласилась заменить меня, но началась вторая картина и пока она переодевалась, мне пришлось выйти на сцену. Я танцевала «плач Зейнеп», на пируэтах прижимая больную руку. Зрители видели мои слезы. На третьей картине Бубусара эже заменила меня, а мне вызвали скорую. В больнице выяснилось, что у меня перелом.

Второй случай, был, когда мне пришлось танцевать после аварии. Мы были в отпуске в Ташкенте и возвращались домой на машине. В ней ехали пять человек взрослых и трое детей. Сын сидел у меня на руках. За рулем был Булат. Вдруг машина потеряла управление. Сын ударился о ручку двери, и его отбросило, а  я выскочила из машины и покатилась по камням и колючкам. Авария была страшная. Пострадали все, но, слава Богу, остались живы. У меня был перелом правой руки. После отпуска я вышла на работу. За станок держалась левой рукой. Начались гастроли, я танцевала Жизель. За месяц мы побывали в двух республиках.  Моим партнером был Берик Алимбаев. два месяца, каждая его поддержка вызывала во мне жуткую боль. Признаюсь, я даже ругала его, а он оправдывался и говорил, что все делает, как обычно. Потом я простыла и мне сделали рентген. Как оказалось, во время аварии  у меня была сломана только рука, но и два ребра.

Рейна Нурманбетовна, как вы познакомились со своим будущим мужем?

– Мы познакомились с Булатом в театре. Он учился в студии вокала. Вокалисты зачастую были заняты на спектаклях в мимансах – ролях, где нужно просто стоять, например, стражники. Студийцы ходили на все спектакли и, конечно знали всех артистов. Ежегодно в театре устраивали новогодние вечера, в которых и они принимали участие. На одном из таких вечером Булат пригласил меня танцевать. Мы познакомились и начали встречаться.  

–  Наверное, он был большим романтиком. Дарил цветы и признавался в любви?

– Цветов не дарил и я не помню его признаний. Все было намного прозаичней. Вместо «люблю», он уже после нескольких встреч сказал: «Выходи за меня замуж». По сути, я знала Булата только с его слов, что ему 24 года, учится он политехническом институте, на данный момент взял академический отпуск. О том, что он младше меня на два года я узнала только в ЗАГСе во время регистрации, когда мы уже поставили свои подписи. Многое о чем мне говорил Булат, оказалось плодом его фантазий. Для меня это стало настоящей трагедией. «Почему ты меня обманывал»?  спросила я, на что он ответил: «Если бы я сказал, что мне восемнадцать лет, ты бы не вышла за меня замуж». Так 3 февраля 1959 года мы поженились. После регистрации, моя подруга и его друг, которые были нашими свидетелями, немного погуляли по городу, а потом разошлись. Муж поехал к себе домой, я к себе. Вот такая у нас была свадьба.

Как в дальнейшем складывалась ваша семейная жизнь?

– Через несколько дней мы сняли комнатку. Печка, кровать и небольшой столик вот все, что там было. Топили дровами, их на саночках привозили сестренка и братишка. Но самой главной «достопримечательностью» были тараканы. Они были повсюду, разбегались только тогда, когда включали свет. Через три месяца, я уехала в Ленинград на съемки фильма «Чолпон», а он на учебу. Шло время. Булат Минжелкиев окончил консерваторию в Ташкенте. Вернулся сюда. Позже он получил сразу два предложения –  в Большой театр в Москву и продолжить учебу в Италии. Он выбрал Милан. Так началась карьера моего мужа.

– Кто был инициатором развода?

– Мы встречались и расставались. Во многом здесь играет роль и специфика нашей деятельности. Где-то в году 1992 я ездила к мужу в Ленинград (Санкт-Петербург). Он преподавал там в консерватории. Провожая меня, Булат сказал: «Что бы ни случилось, я все равно буду с тобой, и я тебя никогда не забуду», я смотрела на него, он плакал. Если Булат приезжал сюда, он обязательно останавливался у меня, он приезжал домой. Только в 1993–1994 годах я узнала, что там он живет с другой женщиной. Не знаю, почему-то о таких событиях все жены узнают последними. Официально мы развелись в 1996 году. Но мы все равно продолжали общаться и перезваниваться. Булат был в курсе всех событий, которые были связаны со мной. Наши отношения перешли в дружеские, нас многое и связывало, в том числе и творчество. ровно через год после развода его не стало.  

– Рейна Нурманбетовна, мало кому известна, ваша немаловажная роль в создании хореографического училища в Кыргызстане. Расскажите об этом, пожалуйста.

– В 1979 году проводили на пенсию заведующею хореографического отделения Гульбар Бакировну Даниярову, очень много сделавшую для развития балетного искусства в Кыргызстане, а меня назначили на ее должность. Я как-то сразу вклинилась в коллектив, потому что там меня все хорошо знали. Месяца через два главный бухгалтер сказала: «Рейна Нурманбетовна, вы человек новый, как вы в сентябре начнете занятия? Завозят новое оборудование, но, насколько мне стало известно, финансирования не будет открыто». Тогда я написала письмо первому секретарю ЦК Компартии Т.У. Усубалиеву с просьбой продолжить строительство здания хореографического училища (пристройки) и не закрывать финансирования и уехала на гастроли. В августе, во время отпуска, мне позвонили из правительства и сказали, что со мной хочет побеседовать Усубалиев. Вместе с Турдукуном Усубалиевичем был III секретарь по идеологии Кенеш Нурматович Кулматов. Беседа проходила в теплой дружеской обстановке. Усубалиев попросил меня рассказать о Ленинградском хореографическом училище, как проходили занятия, какой язык изучали и т.д. Я ему все рассказала. Он был приятно удивлен, что там изучают французский язык.

 – Как вы думаете, мы можем открыть свое хореографическое училище в Кыргызстане? – спросил Усубалиев.

–  С общеобразовательной школой? – спросила я.

– Ну, да! Такую же, как в Ленинграде.

– Это очень хорошо потому, что дети будут учиться в одной школе, а не в разных.

– Вы будете директором, – сказал он.

– Какой же из меня директор», – удивилась я. – Но возражения мои не были приняты. 1 января 1980 года был подписан указ об открытии Фрунзенского хореографического училища. Министр культуры Кулуйпа Кондучалова была против, но в конечном итоге она выделила дополнительные средства на оборудование сцены школьного театра.

– Сколько ролей сыграно вами?

– Невозможно перечислить весь классический репертуар – «Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Жизель», «Баядерка», «Дон Кихот», «Лауренсия» и т.д.

– Какой наградой вы дорожите больше всего?

– У меня пять орденов – «Знак почета»,  «Трудового Красного знамени», «Манаса» III степени, орден Монгольской Республики. Пятый орден «Дружбы» вручил мне глава РФ Владимир Владимирович Путин. Он спросил: «Вы Вагановское окончили»? «Да, и застала Ваганову живой», – ответила я. Бровь у Путина  так вопросительно приподнялась, я улыбнулась и сказала: «Я была маленькой девочкой». У меня также много дипломов и грамот. Все они мне дороги, потому что связаны с моей жизнью и творчеством, есть и специальные награды – Специальная награда оргкомитета «Человек года» в странах СНГ, Международная премия имени Ч.Айтматова и Союз хореографов Казахстана присвоил мне почетный титул «Княгиня Арабеска».

Рейна Чокоева – яркая звезда кыргызского балета, что невольно хочется сказать: Ей стоя зал рукоплескал

Вся жизнь ее – круговорот из «па».

Она на сцене легче мотылька

И мир на кончике носка.

Нурия Шагапова.  фото из архивного альбома Рейны Чокоевой