Когда я сидела в юрте, оплакивая умершую маму, в кармане зазвонил телефон. Вернее, он в тот день почему-то звонил беспрерывно. Если думаете, что люди хотели выразить мне соболезнования, – ошибаетесь. Звонили в основном те, с кем я виделась в жизни от силы два-три раза.
Им нет дела до меня и наплевать на моё горе. Им нужна я – не в качестве убитой горем дочери, потерявшей самого близкого человека, а в качестве работника, специалиста…
Не хочу говорить, где и кем я работаю. Скажу только, что занимаю достаточно высокую должность и от меня кое-что зависит.
Самое неприятное: выключить телефон, чтобы просители меня не тревожили, я не могла. В любой момент мог позвонить муж, у которого не получилось поехать со мной на похороны…
С мамой мы друг друга любили. Очень. Умерла она в почтенном уже возрасте, но горе от этого не стало меньше. Я сидела, потихоньку плакала и чувствовала, что жизнь для меня если и не закончилась, то надолго приостановилась. Вот тогда и раздался совершенно неожиданный звонок:
— Здравствуй, алтышка, это мама!
В первую секунду я решила, что от горя схожу с ума. К счастью, быстро сообразила, что происходит и кем мне приходится эта звонящая женщина. Я её, правда, очень давно не видела. Ничего о ней не слышала и в последние несколько лет вообще о ней не вспоминала. Она жила где-то как-то – мне абсолютно неинтересно, как именно. Она существовала как бы в параллельной реальности. И вдруг – «здравствуй, алтышка»…
Звонила моя биологическая мать.
Родила она меня поздно, в тридцать четыре года. До этого успела пару раз побывать замужем. Не мне её судить, наверное. Да я бы и не судила, если бы все мои претензии к этой женщине сводились только к этому. Дважды, трижды замужем, куча детей от разных отцов… В жизни всякое случается.
Другое дело, что по селу, где она жила, ходили о ней разные нехорошие слухи. Верить ли им? Я не знаю. Могу поделиться только личным впечатлением. Полуграмотная и ничем особо не интересующаяся дама. Нахальная, нахрапистая, крикливая. Есть такой тип женщин – базарная торговка. Так вот она как раз из этих.
Но что-то, видимо, было в ней такое… завораживающее. Раз в свои тридцать три сумела очаровать семнадцатилетнего парня. Парнишка только окончил школу, поступил в Бишкеке (тогда ещё во Фрунзе) в институт, неплохо начал учёбу. И тут нарисовалась она.
Парень, как вы, наверное, уже догадались, и стал моим биологическим отцом. Я его плохо помню. Знаю, что он из хорошей семьи. Родители сельские, но умные, добрые, порядочные люди.
Когда оказалось, что дама беременна, парень как честный человек решил жениться. Друзья его отговаривали. Отец был категорически против. Для студента-первокурсника это означало крах будущей карьеры… Да какой там карьеры! Вся жизнь под откос. И, главное, ради чего? Ради кого?
За беременную даму заступилась его мать. Раз, мол, сын виноват – пусть отвечает. Нельзя одинокую даму в таком положении на произвол судьбы бросать. Тем более ребёнок – это святое. Тем более наш ребёнок!
В положенный срок родилась я. По иронии судьбы мать того парня (не всегда получается называть его отцом, пусть он будет Рустамом) забеременела вторым ребёнком почти одновременно с «дамой». Для удобства буду звать её Салимой. Выносила, родила девочку… Которая умерла на вторые сутки.
Рустам с Салимой тем временем пытались строить счастливую семейную жизнь. Получалось не очень. Ругались, скандалили, чуть до развода не доходило. Родившийся маленький ребёнок (я) ситуацию не спасал. Молодой муж Салиму не устраивал по многим параметрам. Институт ему, конечно, пришлось бросить, но на приличную работу недоучку без специальности не брали. Того, что он мог заработать, Салиме катастрофически не хватало… Интересно, на что она рассчитывала, заставляя его на ней жениться?
А где-то в селе, вдали от столицы, переживала мама Рустама. И за него переживала, и рвала на себе волосы из-за умершей девочки. Как-то так само собой получилось, что свекровь с невесткой пришли к обоюдовыгодному мировому соглашению. Салима отдаёт меня на воспитание свекрови, а сама обретает относительную свободу, возможность разобраться в себе и своих отношениях с Рустамом.
Выросла я не в Бишкеке. И мамой с малолетства считала бабушку по отцовской линии. Отца, соответственно, считала старшим братом, а Салиму – джене. Она, правда, редко к нам наведывалась. У мамы я прожила до семи лет. По-русски не знала ни слова (мне и не надо было). Мама меня любила и баловала, многое мне позволяла. С папой (который на самом деле дедушка) тоже отношения были прекрасные.
А как только мне исполнилось семь, Салима родила второго ребёнка. С мужем по-прежнему скандалила, но на вторые роды почему-то решилась. И сразу же вспомнила обо мне: нянька малышу понадобилась.
Нашего с мамой желания никто особо не спрашивал. Салима приехала, пошумела, что она, дескать, по документам моя мать. И что, если меня ей не отдадут по-хорошему, она разведётся с Рустамом и запретит ему видеться с новорожденным сыном…
Мама была человеком неконфликтным, для которого счастье детей всегда было на первом месте. Хотела, чтобы всё было в порядке у Рустама, у меня… Ну и у Салимы, конечно, раз уж от неё зависит наше с Рустамом благополучие.
Меня оторвали от любимой мамы и привезли в столицу. Самое яркое воспоминание тех кошмарных дней – как я, не переставая, плакала и просилась домой. И как Салима меня за это жестоко избила.
Ещё помню школу. Первый класс. Школа русская. И я, по-русски не знающая ни слова. Чтобы понять, что я имею в виду, надо просто побывать на моём месте. Иначе представить не получится и объяснять бесполезно. Я, семилетний ребёнок, в чужом городе, чужой семье, без мамы и без языка. А от меня ещё постоянно что-то требуют, от меня постоянно чего-то хотят… Хотят, чтобы я хорошо училась (как?!). Чтобы при этом успевала делать домашние дела и заниматься младшим сынишкой Салимы.
Да ещё и переваривать внезапно свалившуюся на меня информацию, что мама мне, оказывается, не мама, папа – не папа, а мои настоящие родители – вот эти малознакомые мужчина и женщина.
Как-то я ведь пережила всё это! Потихоньку выучила язык. Потихоньку обзавелась друзьями и подругами, к которым при первой возможности старалась сбежать из дома. Рустам меня не обижал, но и отцовского внимания мне не уделял. У него постоянно было множество каких-то своих дел (и тоже по возможности подальше от дома). К тому времени я уже знала, что он мой биологический отец, но продолжала воспринимать его как старшего брата. По-настоящему тёплых, родственных отношений у нас с ним так и не сложилось. К тому же он рано умер… Погиб.
Сначала умер МОЙ папа (то есть дедушка). Потом Рустам. А потом я окончила восьмилетку, и Салима объявила мне свою волю: кормить и одевать она меня больше не намерена. Собралась забрать меня из школы и устроить по знакомству на какую-то несложную работу.
Я взбунтовалась.
— Тогда вообще уходи, – отрезала Салима. – Это квартира не твоя и даже не твоего отца. Я в неё столько вложила, что тебе она никогда не достанется.
— Ну и не надо, – ответила я и хлопнула дверью.
Доучиваться в школе уехала к маме в село. Мама поначалу разволновалась: зря мы, наверное, Салиму рассердили, как бы нам обеим это боком не вышло. Я сказала маме, что я уже взрослая, не собираюсь терпеть самодурство Салимы и сумею, если что, и за себя постоять, и маму защитить.
Окончила школу, вернулась в Бишкек, поступила в университет. Пошла работать и «доработалась» до моего нынешнего весьма неплохого состояния. Вышла замуж, родила детей…
Всё это время Салима никак не проявлялась в моей жизни. Да я и не стремилась наладить с ней контакт. Как говорится, «умерла так умерла». С её сыном, моим родным младшим братишкой, тоже почему-то никогда не возникало желания увидеться…
И вот умерла мама. Я сижу в юрте, отвечаю на телефонный звонок с незнакомого номера. А там – Салима.
Она настаивала на встрече. Я отказалась.
— Хорошо, – говорит она, – тогда давай договоримся по телефону.
— О чём нам договариваться?
— Мне нужны деньги.
— Да что ты говоришь?! – несмотря на трагизм ситуации, я даже рассмеялась.
А она продолжала свой монолог. Она, дескать, знает, что сейчас я при должности и при хорошей зарплате. Значит, обязана вспомнить, что у меня есть родная мать, и привозить ей ежемесячно… ну хотя бы долларов по триста.
— А если, – спрашиваю, – я откажусь?
— Тогда я подам в суд на алименты. Опозорю тебя перед всеми – я же в курсе, сколько у тебя знакомых в Бишкеке!
— Подавай! – выдохнула я и наконец-то отключила телефон.
Записала Ольга НОВГОРОДЦЕВА.
