Известный режиссер Болот Толенович Шамшиев, обладатель десятков громких званий и наград, в том числе и международных, отпраздновал 12 января свой 75-летний юбилей. Его фильмы по произведениям Чингиза Айтматова «Белый пароход» (1975 г.), «Ранние журавли» (1979 г.) и «Восхождение на Фудзияму» (1988 г.) вошли в золотой фонд кинематографии нашей страны и мира. Он режиссер выдающихся фильмов, таких как «Выстрел на перевале Караш» (1968 г.), «Алые маки Иссык-Куля» (1971 г.), «Волчья яма» (1983 г.). По праву 1960-е годы считают началом расцвета отечественной кинематографии. В эти годы кыргызское кино было известно не только в пределах страны, но и вышло на мировой экран. В международном кинематографическом сообществе заговорили о «кыргызском чуде».
Б. Шамшиев – режиссер, фильмы которого как раз и составили сердцевину этого «чуда». Более того, Болот Шамшиев мог стать превосходным актером, ведь для этого были все предпосылки. Но он избрал режиссерское кресло, пополнив культурный фонд Кыргызстана множеством великолепных фильмов.
Болот Толенович снискал славу не только в Кыргызстане, но и за его пределами. Во Франции, Германии, Италии, Чехии и многих других странах мира ему удалось «подвинуть» мэтров, а его работы были отмечены премиями и призами высшей категории.
— Добрый день, Болот Толенович. Каково Ваше творческое самочувствие на данный момент?
— Я сейчас в расцвете творческих сил. У меня есть много материалов, которые копились у меня долгие годы. Да и написал я очень много. И снимать я готов. К сожалению, все это никому сейчас не нужно, и это очень огорчает. Почему так получилось, я не знаю. Кого винить? То ли эпоху, то ли кризис… Недавно прошел конкурс на тему фильма «Манасчы», который я снял 54 года назад. Меня даже не оповестили об этом. Как будто я умер. Но я не расстраиваюсь, наоборот, у меня хороший творческий настрой.
Я даже готов написать новый сценарий, а не брать что-то из своего объемного багажа. Но сейчас получается так, что профессионалы не нужны, а нужны ребята с улицы. Им дают деньги. Людям, не имеющим образования. Скажу откровенно – это уродливая политика.
— В своих интервью Вы мало рассказываете об учебе во ВГИКе. Расскажите, пожалуйста, о том, как происходило Ваше творческое становление.
— Я учился у Александра Михайловича Згуриди. Это великий советский режиссер, который снял такой великолепный фильм как «Белый клык» и много других отличных фильмов. Он снимал и в Китае, и в Антарктиде, и в Африке. Настоящий мастер очень востребован. А. Згуриди постоянно выезжал на съемки, его не было иногда по полгода. Но когда он появлялся, вокруг него искрилась аура творчества, которая и нас питала. Каждое его появление было для нас праздником.
Я многим ему обязан. Александр Михайлович был тем человеком, который снимал пиджак, вешал его на спинку стула, садился рядом со мной за монтажный стол и показывал, как сделать лучше. Он работал с каждым персонально.
— Ваш дебют в кино состоялся в качестве актера в фильме Ларисы Шепитько «Зной». Причем в качестве главного героя. Не захотелось остаться актером?
— Моя мама мне сразу сказала, что разрешит мне связать свою жизнь с кино, только если я не буду актером. У нее было предубеждение, что все артисты – испорченные люди. Она была женщиной очень строгих правил. Режиссерская же стезя казалась ей более достойной. Но, все же, режиссером я стал именно потому, что так сам захотел.
— Помимо художественных фильмов Вы снимали и документальные картины. Вы себя больше ощущаете документалистом или режиссером художественного кино?
— Я с самого начала хотел снимать именно художественное кино. Документальные фильмы были для меня разгоном. Вообще, кинорежиссер должен уметь все, в том числе и работать в разных жанрах.
— Список Ваших наград и званий очень длинный. Но есть ли такая награда, которой Вы дорожите более всего?
— Да. Это награда за фильм «Манасчы» на международном кинофестивале короткометражного кино в Оберхаузене в 1966 году. Это было прорывом. Из кыргызских кинематографистов только я попал на западный кинофестиваль. Попасть туда было очень сложно. Из всей Центральной Азии я был там первопроходцем. Это был грандиозный успех. Все мной гордились, хотели пожать мне руку. И до сих пор народ меня помнит.
— Как Вы считаете, почему сейчас награды утратили свою ценность?
— Мы достигли в советское время высокого уровня, а с обретением независимости решили, что все это нам не нужно. Все надо отмести, сломать. Суть заключается в том, что в первую очередь люди начали делить деньги. Как только люди начинают делить деньги, то не остается ни друзей, ни родственников, ни культуры. Я понимаю, у нас в стране есть серьезные проблемы. Но культура – она должна идти в первую очередь.
Мне вспоминается одна история с Черчиллем. В годы войны утверждали годовой бюджет. И в документах он обнаружил «обрезанную» статью расходов на культуру. Он спросил, почему сократили деньги на поддержку культуры? Ему ответили: «Сэр, но сейчас же война». Он удивился, посмотрел на членов правительства и сказал: «А ради чего мы воюем?». Этим все сказано. Ради чего существует человек? Ради культуры. В какой ресторан ты пошел, в какую девушку влюбился, в каком доме живешь, какая у тебя семья – это все культура. Без культуры невозможно создать ни национальную общность, ни государство.
— В одном из интервью Вы сказали, что правительство урезало Вам пенсию. Это так?
— Да, это так. Я не знаю, почему так случилось. Я писал письма, но мне не ответили. Чем мне не нравится власть? Если объективно, то тем, что она от всего самоустранилась. От образования, здравоохранения, сельского хозяйства. Ничем не хотят заниматься. Они сидят наверху и «руководят». Тасуют кадровую колоду сверху донизу. Так не делается.
— Насколько я знаю, Вы в 2010 году ездили в Казахстан. Какие впечатления у Вас остались?
— Я жил в Казахстане два года. Меня приглашали снимать фильм. Правда, оказалось, что их желания не поспевают за их возможностями. В Казахстане было много выдающихся людей, и мне было интересно как художнику побывать там, где они бывали. Мне повстречались очень хорошие люди. Также мне удалось съездить и в Россию. Очень впечатлил Омский театр. Я увидел все, что хотел, но, к сожалению, ехал-то я за работой. А с ней не сложилось.
— Раньше искусство давало пищу для размышлений. Почему сейчас почти нет фильмов, которые заставляли бы зрителей думать? Тем более, что сейчас нет такой жесткой цензуры?
— Раньше дилетантов в кино близко не допускали. Первый фильтр – это киностудия, второй – Госкино СССР. Надо было пройти эти два фильтра. Но это только творческие фильтры. Сценарии тщательно просматривали и в партии, и в других инстанциях, прежде чем дать разрешение на съемки. Были в такой системе и недостатки. Были и обиды. Например, мой фильм «Выстрел на перевале Караш» вызвал кривотолки. Но потом все уладилось. Несмотря ни на что, это была хорошая система.
Кинематограф сегодня настолько стал демократичным, что любой человек может взять хотя бы фотоаппарат и снимать фильмы. То, что я снимал 50 лет назад, и сегодняшние работы – это несоизмеримо. Если бы у меня раньше были такие технологии, как сегодня, то, наверное, я снял бы гораздо больше фильмов. Но беда в том, что нет государственной поддержки. А те деньги, которые выделяются, каким-то странным образом попадают не к тем людям.
Фильмы, которые снимаются на народные деньги, народ фактически не видит. Потому что те люди, которые снимают кино на казенные деньги, не заинтересованы в прокате. Подписали акт о приеме фильма… и все. А те, кто снимает за свой счет, они стараются окупить свой фильм. Поэтому заботятся
о прокате, рекламе, ездят по всей стране. То есть проводят большую инициативную работу. Но дело в том, что все это самодеятельность. Поэтому они сейчас находятся во времени зари кинематографа, это примерно 1915-1920 годы. Не хватает опыта, знаний.
— Вы смотрите фильмы, которые снимают сегодня?
— Конечно! Я обязан смотреть все, что сейчас дает зрителю наша киноиндустрия, чтобы не отстать от кинематографического процесса. Не хочу быть нафталинным режиссером. Я хочу быть в курсе происходящего, чтобы знать, как можно сделать лучше.
Я всегда иду в кинотеатр с тайной надеждой, что увижу наконец-то мастера, который пришел и озарил своим талантом кыргызское кинематографическое пространство. Но, увы, сейчас такого нет.
— Какой бы Вы могли дать совет молодым режиссерам?
— Учиться. Не надо изобретать велосипед. Самое ужасное, когда я смотрю нынешние работы, особенно режиссеров, которые считают себя мэтрами. Там множество элементарных проколов. То, что при наличии соответствующего образования не вызвало бы таких проблем. Или, например, разговариваю я с одним из таких «мэтров», говорю, что мне непонятна одна из его мезансцен. А он мне в ответ: «А что такое мезансцена?».
Что такое мировой кинематограф? Это учиться друг у друга чему-то новому. Не повторять то, что уже было сделано. Это бесконечное количество ступеней, по которым ты идешь. Пока с первой дойдешь, например, до десятой ступени, уже стариком станешь. Так лучше пройти 70-80 ступеней, которые уже освоены и преподнесены тебе в обучении, а потом уже можно развивать от уже достигнутого дальше.
То, что мы делали в 60-80-е годы прошлого столетия, – это воспоминания о будущем. Если не будут учиться, то, может быть, лет через 50 нынешние кинематографисты придут к такому же уровню. Согласитесь, это не дело.
— Болот Толенович, большое спасибо за интересную беседу.
Беседовала Юлия ХИЖНЯКОВА.
Фото автора.
