Профессия таксидермиста – одна из экзотичных многовековых профессий в мире. Шкуры диких животных выделывали еще первобытные люди. Древние египтяне изготовляли чучела домашних животных, которые отправлялись в загробный мир вместе с хозяином. А вот элементы таксидермии – звериные головы, хвосты, лапы были неотъемлемыми атрибутами шаманов и колдунов.
В Европе головами убитых на охоте животных украшали средневековые замки.
Развитие таксидермии в России началось лишь вначале XIX века. Кочевые народы тоже использовали выделанные шкуры диких животных. Достаток хозяина определялся по количеству шкур: чем больше шкур, тем человек считался богаче. Кочевники отрезали у диких животных когти и хвосты, а у хищных птиц лапки с когтями. Такие амулеты носили воины не только как обереги, но и чтобы быть храбрыми и бесстрашными, как звери и птицы.
С установлением советской власти в 1926 году в Киргизию из России стали приезжать специалисты различного профиля. В их числе был зоолог, препаратор и таксидермист, чучельник от Бога Николай Яковлевич Васильев, который в Киргизском государственном университете на кафедре биологии стал преподавать зоологию. Позже Николай Яковлевич и его сподвижники на кафедре зоологии решили открыть зоологический музей. В центре города было построено специальное здание для музея. Он относился к биологоческому факультету университета, но открыт был для всех посетителей, чтобы люди могли увидеть и ознакомиться с флорой и фауной республики.
С распадом Союза все изменилось. Сегодня музей передан в ведение Национальной академии наук.
Наш корреспондент встретился с единственным в республике таксидермистом-универсалом, инженером зоологического музея Национальной академии наук республики Алмасбеком УСУБАЛИЕВЫМ.
– Алмасбек Сагыналиевич, почему Вы выбрали профессию таксидермиста?
– Я и сам не думал, что когда-нибудь буду делать чучела. Родился я в селе Кара-Булак Кеминского района. Дома у нас было свое домашнее хозяйство, мне нравилось ухаживать за живностью, поэтому любовь к животным у меня с детства. Каждое лето я отдыхал у дедушки с бабушкой на джайлоо. Однажды я нашел лисью нору. Наблюдать за животными в среде их обитания очень интересно. Вижу, лисенок то за один стебелек чия спрячется, то за другой, то одним глазком посмотрит, то другим. Вот так играют лисята. Я их не трогал. Из укромного местечка часами наблюдал, как лисица играла с лисятами. Видел, как, уходя на охоту, она тявкала, и лисята прятались в норе и до прихода матери сидели в ней, не высовываясь. Зато когда мама приходила с добычей, лисята выбегали к ней навстречу. Из интереса я стал изучать повадки других животных и птиц.
В 1967 году выпускались сразу два класса – 10-й и 11-й. В Киргизский государственный университет, куда я приехал поступать, на всех факультетах был огромный конкурс – по 20 человек на место. Я не был отличником, поэтому понял, что такую конкуренцию мне не выдержать. Даже документы сдавать не стал. Уезжать из города в село не хотелось. Расстроенный, погулял по городу и пошел в зоологический музей. В природе звери и птицы избегают людей, и нечасто стороннему наблюдателю удается увидеть исконных обитателей гор. А в просторных залах музея было столько экспонатов, что я застыл от удивления. Видно так распорядилась судьба: увидев мой интерес к чучелам, мне предложили работать лаборантом в музее. Я согласился. Тогда чучела для музея делал ученик Николая Яковлевича Токон Байсакович Байсаков. Я стал ему помогать. В мою обязанность входило препарировать, готовить материал, а вот завершал муляж сам Токон Байсакович. Через год меня забрали в армию, а после демобилизации я снова вернулся в музей.
– Вы помните свою первую работу?
– Говорить о какой-то конкретной работе не приходится. Три года я ходил в учениках. В 1973 году перешел на работу в Главное управление охотничьих хозяйств и охраны природы охотоведом, но часто приходил в музей. Работать самостоятельно начал в 1974 году с чучела вороны. Считается, что ее делать легче всего. На нее у меня ушла ровно неделя, но чучело не понравилось Токону Байсаковичу. Переделывал несколько раз, шкура вороны пришла в негодность, я ее выбросил, взял новую. Прежде чем получил положительную оценку, не одну ворону пришлось убить.
– Как-то негуманно убивать диких животных и птиц. Вам их не жалко?
– Жалко, конечно. Но отстреливаю я зверей и диких животных строго по разрешению вместе с егерями. Есть один важный момент: многие виды животных исчезают, а кыргызстанцы должны знать не только историю своей страны, но и флору и фауну. Например, в Чуйской области когда-то водились тигры, а в водоемах – водяные коровы. В южном регионе обитали фламинго, пеликаны, серебристые журавли и черные аисты.
Музей – это визитная карточка природы Кыргызстана. Приходят люди в музей и видят илбирсов, медведей, орлов, кекликов – каменных куропаток, вьюрков, которые живут у самых ледников, сову и многих других. Благодаря Николаю Яковлевичу в музее сохранились чучела животных и птиц, сделанных им еще в 1926-1927 годах. Сегодня многие виды животных и птиц изменили ареал обитания, а чучела остались.
– Питоны и крокодилы у нас никогда не водились, а чучела есть. Откуда они?
– Музеи обмениваются экспонатами. Австралийского крокодила мы получили в обмен на горного козла Марко Поло. А с питоном вышла вот какая история. В Бишкеке живет любитель экзотических рептилий. Называть его фамилию не буду. Однажды зимой питон выполз из террариума и простудился. Ветеринар лечил его, делал уколы и всякие припарки, но вылечить не смог. Мне отдали погибшего питона. Я содрал с него шкуру и сделал чучело. Хозяин приходил в лицей, посмотрел на любимца и сказал: «Как живой».
Сокола сапсана принесли таможенники. Он погиб в карантинном центре.
На моем столе стоит на подставке маленький птенец зимородка. Его я нашел поздней осенью, но выходить не сумел. За десять лет птенец стал как бы моим талисманом.
– Алмасбек Сагыналиевич, почему Вас называют универсальным таксидермистом?
– Пожалуй, все музейные таксидермисты – это самоучки. Конечно, проводятся конференции, встречи, но нет школы таксидермистов, отсутствует преемственность поколений. Меня учил Токон Байсакович, у меня тоже были свои ученики, но случилось так, что у моих учеников проявились и другие таланты. Профессия таксидермиста стала узкопрофильной – у кого-то лучше получается делать чучела животных, у кого-то – только головы животных. Чучела птиц делать очень трудно, это кропотливая работа, и работать надо в очках и с пинцетом. Я делаю любые чучела, даже рептилий. Недавно я пополнил зоологический музей дружной семейки ондатров и дикой уточки. На прошлой неделе закончил чучела лисы, фазана и кабана, на очереди – рысь-болотная кошка.
– Трудно ли делать чучела и есть ли принципиальные различия в технике мастеров-таксидермистов?
– Я аккуратно, чтобы ничего не повредить, снимаю шкуру, затем настает очередь выделки – удаления подшкурного слоя жира. Важно тщательно все срезать и промыть, чтобы жира абсолютно не осталось. Из выделанной шкуры уже можно шить шубы и шапки либо делать чучела. Очищенную и подсушенную шкуру наклеивают на готовый манекен и сшивают. Все, больше шкура уже не деформируется, она сохранится в таком виде на долгие годы.
Современные таксидермические работы выполняются на жестких пластиковых формах. В основном это трофейно-охотничья тематика. Все устроено по принципу конструктора: мастер покупает готовые муляжи, подставки, лекала шкурок, глаза, языки, булавки, специальные иголки и так далее. То есть все стандартизировано, и создать что-то необычное – довольно трудно. Чучела получаются однообразными, в статичных позах.
Моя же работа более творческая. Я вычерчиваю на бумаге образ, который создаю. Да и методика изготовления чучела совсем другая. Все, кроме шкуры и когтей, у чучела искусственное. Остальное либо покупаю, либо делаю самостоятельно. Я сам делаю языки, зубы, раскрашиваю губы. Языки, кстати, создаю из особого, лично мною разработанного, состава. Раньше шкуры набивались паклей или соломой. Я тоже так делал, но в настоящее время применяю пенопласт. Он более долговечный. Над изготовлением одного чучела я тружусь от 22 до 25 рабочих дней.
– Где можно увидеть Ваши работы?
– В середине 70-х годов я изготовил чучела двух горных козлов Марко Поло, которые были выставлены в Москве на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Это были поистине гигантские экземпляры горных козлов. Таких я больше не видел, как, кстати, и других чучел. Правда, за них меня наградили Почетной грамотой ВДНХ СССР. В 1976 году я в составе группы таксидермистов делал экспонаты для краеведческого музея в Чолпон-Ате, в 1977-м – для Ала-Арчинского государственного природного парка. С 1985 по 1998 год работал егерем, а потом и ведущим специалистом по охране окружающей среды в Иссык-Кульском государственном заповеднике. Там тоже можно увидеть чучела зверей и животных, которые изготовил я. К 2002 году, к торжествам «Ош-3000», полностью оснастил чучелами Ошский краеведческий музей и музей Сары-Челекского заповедника. Музеи создаются и остаются на века.
— Если уж заговорили о музеях, то не секрет, что после распада Союза многие музеи закрылись, а в зоологическом музее, который передали Академии наук, лишь остатки былых экспонатов. Тесно, нет условий для их ранения. На Ваш взгляд, есть ли выход из этой ситуации?
– Необходима государственная поддержка, целевая программа по восстановлению или реабилитации музеев по всей стране. Но вряд ли сегодня государству до музеев, да и у Академии наук нет денег даже на светильники, не говоря уже о расширении залов или реставрации экспонатов. Остается надеяться на меценатов.
Нурия ШАГАПОВА.
Фото автора.
