В оригинале эта фраза звучит «Мёртвые срама не имут».
Мёртвым не стыдно…
С утра 28 апреля, на Пасху, вдоль забора кладбища «Восток» выстроились продавцы искусственных цветов, венков и прочей кладбищенской атрибутики. Огромное количество православных считают необходимым именно в этот день навестить своих умерших родственников.
— Сынок, на Пасху на кладбище не ходят, – обращается к покупающему цветы парню проходящая мимо немолодая женщина. – Для этого есть Радуница, первый вторник после Пасхи…
— Пошла на… – коротко отвечает «сынок» и протискивается с цветами и традиционной бутылкой водки внутрь, за забор.
К вечеру того же воскресенья кладбищенские аллеи пополняются новыми мусорными кучами. Их здесь и было-то немало, но теперь выросли горы из пластиковых стаканчиков, бутылок и этих самых искусственных цветов. Пытаюсь сделать мягкое замечание мужчине, в лучах заходящего солн-ца выкидывающему за оградку чьей-то могилы обрывки газеты и разноцветную яичную скорлупу. Бросает не глядя. Попадает аккурат в соседнюю могилу.
— У вас тут, что ли, лежит кто-то? – мужчина поворачивает ко мне недовольное лицо.
— Нет.
— Ну так и пошла на…
Мёртвым не стыдно. Живым, видимо, тоже.
Про это кладбище на границе Аламудунского и Ысык-Атинского районов слышать доводилось всякое. Вон там, у противоположной стены, похоронен 20-летний парень, жестоко убитый бывшим лучшим другом. Друг после убийства подался в бега, а безутешная мать дневала и ночевала на свежей могиле сына, не решаясь оставить его одного в незнакомой компании. Как-то вдруг под вечер заметила какую-то странную тень на стене. Тень приближалась и постепенно приобретала очертания её покойного мальчика…
За что купила, как говорится, за то и продаю. Всего лишь пересказываю слова той раздавленной горем женщины.
Что за тень ей почудилась? С этим пусть разбираются специалисты по оккультизму. Реальность же такова: на следующий день женщине позвонили из милиции: убийцу нашли и поймали…
Вот здесь, около заросшего тиной водоёма, покоится бабушка, по первоначальной версии скончавшаяся от обширного инфаркта. Девять дней после похорон её дочь, говорит, мучилась ночными кошмарами. Снилось, будто тонет она в этой грязной стоячей воде – и никак не может выбраться. «Это мама мне с того света знак подавала», – уверена она.
Так или иначе, а вскоре выяснилось, что смерть-то у бабушки «нечистая». К смерти оказалась причастна бабушкина любимая внучка, давно положившая глаз на бабушкин домик и уставшая ждать обещанного наследства.
Кое-кто из сотрудников Чуйского ГУВД наверняка ещё помнит все эти случаи. Только милиционеры в мистику не верят. И я тоже, честно говоря, не верю. И трепет меня при виде могил и памятников не охватывает. Чего мёртвых бояться? Бояться надо живых.
Идёшь по аллеям кладбища – и в нос бьёт приторный запах тления. И он не от надгробий исходит. Эту вонь источают многочисленные мусорные свалки. А вот и крыса прошмыгнула! Вряд ли она здесь одна.
На заборе большими буквами надпись: «Свалка мусора запрещена! Мусор убирать некому».
То, что некому, – очень заметно. А насчёт запрета… Наши люди в большинстве своём надписи на заборах не читают. А если и читают, не обращают на них ни малейшего внимания.
Рядом ещё написано: «Рыбалка запрещена. Штраф 5000 сомов».
Да кто же здесь осмелится рыбу ловить?!
А впрочем, смельчаки находятся. Главным образом мальчишки-подростки из соседних сёл. Они-то точно ничего не боятся. Ни штрафа, ни того, что пострашнее штрафа будет. Безопасно ли есть рыбу из самого настоящего мёртвого озера? Учитывая, что несколько рыбёшек с явными признаками заражения валяются здесь же, на берегу?
Сами ушлые подростки эту рыбу в пищу не употребляют. Предлагают её, свежепойманную, всем встречным по дешёвке. Кто-то покупает…
— Не боитесь? – спрашиваю соседа по посёлку ГЭС-5, который, насколько мне известно, пару раз покупал у пацанов сомнительных карасей.
— Боюсь, – признаётся. – Теперь боюсь. Раньше ведь не знал, где они её ловят. Однажды поели и всю ночь с женой не спали – в туалет бегали. Тошнота, рвота… Не стану утверждать, что именно из-за рыбы, но больше вроде бы ничего подозрительного в тот день не ели. Да и, знаете, от одной мысли, что рыбка плавала по соседству с покойниками, аппетит напрочь пропадает.
С водоёмом, кажется, всё ясно. Разобрались. Но это ещё не всё.
Многие гниющие мусорные кучи на кладбище не убираются, как мне объяснили, по одной простой причине: к ним невозможно подобраться. Они со всех сторон загорожены-окружены могилами. Ибо хоронят тесно, беспорядочно, без соблюдения каких бы то ни было норм и инструкций.
Мусор гниёт, разлагается, размывается дождями и со множеством ручейков стекает… Куда? Во-первых, в это болотце-озерцо посреди кладбища. Во-вторых, оседает в оврагах (ими кладбище буквально испещрено), плавает в лужах (их здесь после дождя столько, что ни ходить, ни ездить нет никакой возможности). В-третьих… Ну, до населённого пункта Биримдик Кут, расположенного напротив кладбища, через дорогу, будем надеяться, вся эта антисанитария не доходит. Хотя, по правилам, расстояние от кладбища до жилых домов должно быть не меньше 500 метров.
Есть ещё и в-четвёртых. Там, где в полнейшем беспорядке, как будто наспех, в последние годы хоронят усопших, совсем близко к поверхности земли – грунтовые воды. Чем опасны и чем чреваты такие захоронения, понимают, наверное, даже бесстрашные и безбашенные пацаны-рыбаки.
Глубина многих могил на кладбище «Восток», говорят местные жители, неоднократно присутствовавшие на похоронах, не достигает и метра (при положенных по нормам минимум полутора)…
А что ещё запрещено нормами, правилами и законами?
Согласно санитарным нормам, запрещается отводить под размещение кладбищ участки территорий с уровнем стояния грунтовых вод, превышающим два метра от поверхности грунта; запрещается обустраивать кладбища на территориях повышенного риска обвалов и оползней, заболоченной местности, территории, подвергающейся час-тому затоплению весной; глубина могилы не должна быть меньше полутора метров от крышки гроба до поверхности земли.
Что из этих предписаний и запретов соблюдается? Ни-че-го!
А между тем санитарные нормы, как и правила дорожного движения, пишутся кровью. И нарушение этих норм порой обходится очень дорого.
Но даже и это – ещё не всё.
С одной стороны кладбище вообще ничем не отгорожено от мира живых. Забора нет. Пользуясь этим, многие граждане хоронят своих родных и близких уже не на официальной территории погоста, а далеко за его пределами. Прямо в чистом поле…
Впрочем, ладно бы ещё в чистом. Поле это – настоящее поле. То есть не просто равнинная часть рельефа, а земля сельскохозяйственного назначения.
Вот и любуйтесь картиной: лавируя между памятниками, катается по полю трактор, вспахивая щедро омытую грунтовыми мусорно-кладбищенскими водами землю. Того и гляди какое-нибудь надгробие снесёт, какой-нибудь могильный холмик с землёй сровняет.
Что всё это такое? Как это назвать? Вандализм на государственном уровне – это во-первых. Вандалы здесь водятся, само собой, и мелкие, поджигающие исподтишка памятники и оградки. С ними государство вроде бы по мере сил борется. Но кто и как будет бороться с государственным вандализмом?
А во-вторых, сплошная антисанитария. Зерновые культуры, овощи и рыба, подпитанные мусором и едва ли не поверхностными захоронениями, крысы и прочие «прелести»…
— Ну и что? – пожимает плечами житель ГЭС-5 по имени Болот. – Я, например, только в городе закупаюсь. Отсюда ничего не беру. Кто вам мешает делать то же самое? На некоторых кладбищах вообще люди дома строят, здесь хоть этого нет.
Как сказать… Летом здесь, рядом с объездной трассой, обосновываются продавцы дынь и арбузов. И тогда кладбище превращается в некий совместный посёлок живых и мёртвых. Рядом с могилами – палатки торговцев. Никто их отсюда не гонит, никто их как бы не замечает.
И ведь не знаешь, что хуже, что страшнее. Полное отсутствие уважения и к живым, и к мёртвым, которые лишены последнего приюта и покоя? Или постоянная угроза серьёзного вреда здоровью местного населения?
А вы говорите – уран…
