Вообще-то он не Чиж, а Чижевский Борис Николаевич. Чижом его стали называть на фронте. А до фронта он успел побывать в заключении, куда попал… из-за своих ботинок. Впрочем, обо всём по порядку.
Злополучные ботинки
Родился Чижевский в Николаеве. Семья была небольшая: отец – продавец в продуктовом магазине, мама работала в театре. Должность не из главных – она брала в библиотеке пьесы и расписывала их по ролям для каждого актёра. Но благодаря маме, у Бориса было прекрасное детство. Во-первых, можно было кататься по перилам лестницы здания театра, во-вторых, видеть и слышать все спектакли, в-третьих, дружить с актёрами. И вдруг, в такую мирную жизнь, состоящую из спектаклей, красивых платьев и аплодисментов, ворвалась война. К тому времени Борису исполнилось семнадцать. Он был призван на рытьё окопов, его ждали бараки и тяжёлая работа.
…Старые ботинки, которые, может быть, ещё послужили бы в мирное время, от сырой земли быстро раскисли, подошвы начали «просить каши» и в один прекрасный день отлетели совсем. Борис не вышел на работу. Через некоторое время в бараке появились проверяющие.
— Почему не на работе?
— Не в чем.
Будем судить как саботажника.
— Дайте ботинки – я выйду.
— Вы арестованы.
Спорить было бесполезно. Вскоре состоялся суд «тройки». Судили его и ещё одного парня, который в тот день тоже не вышел на работу. Парню влепили десять лет тюрьмы. Боре, как желторотику, три года. Не помогли и ботинки, который Чижевский показывал в НКВД. Правда, перед отправкой в тюрьму ему (не везти же босого) выдали ботинки. Лыжные, крепкие, замечательные. Уезжал Борис в телячьем вагоне, на окнах которого были решётки.
Публика была разношерстной. Кто-то такой же бедолага, как и он, остальные жулики и воры. Эти сразу сели играть в карты. Играли на более-менее хорошие вещички. Нечего и говорить, что, не спрашивая согласия, поставили и проиграли первым делом шикарные ботинки Чижевского. А поезд шёл в Магнитогорск, где из карьера добывали руду. Было очень холодно и голодно. Борька украдкой подходил к хлеборезке и сметал крошки. Так прошло чуть больше года. И тут ему заключение заменили фронтом.
Он один остался в живых
Попал Чижевский в пехоту. Во взвод связи. На самый, как говорили, передок. Стал Борис рядовым. Товарищи звали его Чижом, Чижиком. Однажды ночью, когда все спали, а Чиж следил за связью, случился обрыв. Вышел из блиндажа, темно – хоть глаз выколи. Степь. Ни звёзд, ни луны. Один конец провода в руке, по нему в степь и пошёл. Дошёл до обрыва, а где второй конец? Если разорвалась мина, значит, провод могло на десятки метров отбросить. Фонарика нет. Да и был бы – пользоваться нельзя, немцы засекут. Привязал Борис провод к винтовке, положил её на землю, а сам кругами стал ходить – другой конец провода шарить. Нашёл. Только теперь винтовка где? В общем, и винтовку потом нашёл, концы проводов соединил. Сам себя зауважал.
Идёт Чижик в свой блиндаж совсем другим человеком. Представляет, как приходит он к товарищам, а командир сразу же: «Молодец! Представляю тебя к Герою Советского Союза». Так, с улыбкой до ушей, и зашёл в блиндаж. Будит старшину: «Связь восстановлена». А тот: «Ага, продолжай дежурство», — и на другой бок. Только потом Борис узнал, что поступил неосмотрительно и даже глупо, не сообщив, что уходит чинить обрыв, не взяв с собой товарища. Немцы часто устраивали обрывы нарочно, знали, что связисты выйдут искать подтверждение. А кто лучше связистов осведомлён о расположении частей, количестве боеприпасов, готовящихся передвижениях? Да и повреждение гораздо быстрее исправлять, когда товарищ держит один конец провода, а ты ищешь другой… Но всё это рядовой Чижик узнал не сразу. Потом было много пережитых боёв, опасных заданий. В том числе и знаменитая переправа через Днепр. Сколько товарищей в ту ночь полегло, вспоминать страшно. А Чиж даже ранен не был…
Пианино для генеральши
После войны Чижевский вернулся в родной город. И надо же такому случиться, что в столице некая генеральша Хрусталева захотела пианино. И это желанное пианино оказалось почему-то в его городе. Доставить его должен был дядя Бориса, военный. Дядя приехал, отправил пианино на вокзал, а сам позвонил племяннику, чтобы тот помог ему сопровождать груз.
И вот поезд. Чижевский выходил и стоял у окна. Вспоминал. Думал. Возле другого окна стояла девушка в медицинском халатике. Слово за слово, познакомились. И долго болтали ни о чём. Потом девушка ушла в своё купе. Приехали в столицу, попрощались. А когда доставили пианино, Чижевский снова оказался в том поезде. И вдруг… опять появляется Вера в свежем белом халатике. Она сопровождала поезд в качестве медработника.
— И чем-то показалась мне эта девушка похожей на маму, — с удовольствием вспоминая прошлое, говорит Чижевский. – Может, скромностью, какой-то чистотой… и к тому же Вера была умница. В общем, я влюбился. А она, разумеется, ответила. Ведь я был кавалер хоть куда – выправка, фронтовик, дважды ранен… Свадьбу сыграли. Гостей было трое – мама с сестрой и подруга сестры, за которой я в юности пытался ухаживать.
Прожили мы с женой вместе долгую и счастливую жизнь – 45 лет. Родила мне Верочка двух сыновей. В 91-м она умерла.
Иногда я думаю: а если бы не понадобилось капризной генеральше тащить пианино из таманской глуши? Не приехал бы за ним мой дядя и не встретил бы я тогда в поезде мою Веру? Нет, всё-таки хорошо, что всё случилось так, а не иначе…
Светлана Шарова
