Несмотря на закрытый доступ к пенитенциарной системе для представителей СМИ, «утечка» все же происходит. Пока сотрудники ГСИН отказываются отвечать на неудобные для них вопросы, требуют заполнить и прислать несчетное количество запросов, а то и вовсе игнорируют журналистов, спецконтингент не только «бороздит» просторы Интернета при помощи доступной для них мобильной связи, но делится своим «бесценным» опытом.
В то время как руководство системы устанавливает «глушилки» мобильной связи на территории СИЗО, рядовые сотрудники учреждения проносят сотовые телефоны подследственным и осужденным за определенную сумму денег.
Консультанта – понятно, найти было несложно. Достаточно было рекомендаций знакомых, которые посоветовали представиться сестрой содержащегося под следствием в СИЗО. Нацепив озабоченный вид сестры мнимого брата, мне удалось встретиться с «правильным человеком», согласившимся рассказать о жизни в СИЗО, или, как принято называть у спецконтингента, «на централе».
Для справки
Следственный изолятор (СИЗО) – учреждение, обеспечивающее изоляцию следующих категорий подозреваемых, обвиняемых и осуждённых:
1.подследственных — находящихся под следствием и ожидающих суда.
2.осуждённых — ожидающих конвоирования в учреждения, исполняющие наказание в виде лишения свободы: исправительные колонии, воспитательные колонии, колонии-поселения.
3.осуждённых, оставленных для работ по хозяйственному обслуживанию.
4.осужденных, доставленных в следственный изолятор для предварительного следствия или суда по новому уголовному делу из мест лишения свободы.
«Бывалый»
«Правильный человек» предложил называть его Маратом (для простоты общения), и предупредил, что о своих делах рассказывать не намерен.
— Как зашел, как вышел – не твоя забота. Назад не хочу, на свободе еще не надышался, – пояснил Бывалый.
— В СИЗО попал, считай, дышать начал. Это в ИВС сидишь весь день «на приколе»: ни прогулок, ни душа, одним словом, условий никаких – одни менты да следак, вот и все развлечение. Сначала, как на централ зашел, дней 10 в карантине держат. Мало ли, вдруг заразный какой! В «карантийке» обычно человек 15, не больше. Это как прихожая в квартире: грязь в дом нести нельзя. На каждого прибывшего заводят тюремное дело, в него все приметы особые записывают, указывают вещи арестанта. Шмон там серьезный: каждый шов прощупают, ботинки, чуть ли не обнюхают, подошву ломают… В общем, процедура стандартная. Публика в карантине разная, лучше особо не разговаривать, можно нарваться на засланного и потом «грузить» будут по — полной программе, – поучает Марат с видом преподавателя философии.
Как выяснилось в процессе беседы по словам Марата,, неоднократно судимого за мошенничество, распределение по камерам происходит по усмотрению «положенца», который знает о вновь прибывших практически все. Знает, кто и по какой статье «залетел» с воли и что из себя представляет.
— Сначала мне за заезд в камеру зарядили 5 тысяч долларов, предназначенных на нужды «общака». Но поговорив со «смотрящим» ставку удалось снизить до 2 тысяч. «Общак» это что-то вроде фонда взаимопомощи. Трудно с куревом, чаем — создают общаковый (общий) запас чая или сигарет и каждый, получивший передачу, делает в него свой добровольный взнос. Те, у кого ничего нет, этим «общаком» пользуются. Участвовать в нем могут все как мужики, так и блатные, «опущенным» и «козлам» запрещено категорически, — просвещает бывалый мошенник.
Комфорт за деньги
В любой зоне есть своя иерархия, и СИЗО не исключение. Для многих камера в СИЗО становится домом на несколько месяцев, а то и лет. И как в каждом общежитии в местах заключения есть свои правила и законы. Кроме тех, которые прописаны внутренним распорядком учреждения, существуют негласные, но более жесткие законы преступного мира — понятия.
Стоит заметить, что воровские законы за последние годы пережили много изменений, но основы тюремного сосуществования остались.
— В последний раз мне попалась хорошая камера, не блатная. Просто нормальная. Сидельцы спокойные, телевизор, уют – почти как дома, только ограничение свободы. Сейчас в обычных «людских хатах» почти так же как в «блатных», если есть деньги. А деньги, понятное дело передают с воли родственники. С деньгами на зоне можно очень даже прилично устроиться. Передать телефон сидельцу весной стоило 1500 сомов, родня только баланс на воле пополняет. Если шмон в камере, то за 500 сом тоже можно уладить. Как-то был случай, мой телефон на тумбочке лежал. Заходят в камеру трое, одному из них я заплатил. Так он телефон заметил, метнулся рысью и спрятал. Ну, думаю, все – накрылся мой мобильник! Надо будет по-новой разводить. А нет! Он на выходе за спиной сам мне его отдал. Телефон, конечно, лучше на беззвучке держать, так всем спокойней, меньше риска, что новую мобилку разводить придется, — повествует мошенник со стажем.
— А передачи часто разрешают?
— Если есть деньги, то часто, — улыбается бывалый Марат. – Деньги можно передать не только из рук в руки через конвоиров, но и в продуктах. Например, в лепешке. Купишь лепешку свежую, надрежешь ее вдоль, потом бабками нафаршируешь. Смотри только, немного – для достоверности. А то распухнет и будет не лепешка, а пирог. Сразу подозрения вызовет. Лучше несколько купить и измены никакой и хлеб в хате! Потом лепешку мукой присыпь по надрезу и запеки немного, хоть в печке, хоть в микроволновке. Ни один вертухай не запалит! Лепешки с начинкой всегда в почете, а найти ее – начинку практически невозможно. Ну, если все правильно, с умом делать! Опять же вот ты спрашиваешь про передачку и даже не знаешь, что это такое.
— Наверно пакет с продуктами, а как на самом деле?
— Кто ж дачки пакетами передает! Разве только в «петушатню»! Нормальным людям мешками подгоняют, чтоб на всех хватило. К тому же смотрящий в камере назначает, сколько и каких продуктов должен каждый в камеру подогнать. Картошка, лук, рис мешками меряется. Пирожки, беляши, манты – тазами заносят. Конечно, для родственников сиделец – это бездонная бочка. А что поделаешь, выручать надо. Бывает, из последних сил выбиваются, но продукты, деньги по мере возможностей несут. «Смотрящий» он человек справедливый, знает, кого напрячь можно, а кому и слабину дать.
Низшая каста
Исторически сложившиеся законы уголовного мира издавна подразумевали некую иерархию, в зависимости от которой попавший в места лишения свободы занимал свое место в определенной нише криминала. И если уважением среди уголовников пользовались воры, карманники, «щипачи» и мошенники, то некоторым сидельцам в этой иерархии отводилось самое низшее место. По словам моего собеседника, таким гражданам не то, что руки никто не подаст. Но и находиться рядом с ними, как он выразился «в западло». К таким категориям относятся сидельцы, имеющие статьи за изнасилования, в частности детей. Проще говоря – педофилы. Но если раньше по законам уголовного мира, жизнь насильников заканчивалась в течение суток пребывания в местах не столь отдаленных, то сегодня они спокойно живут и здравствуют. Меня, как впрочем, и многих, интересовал этот вопрос.
— Да все просто! Сейчас, когда такой гражданин попадает в СИЗО, он сразу просится в «хату для опущенных», сам. А там, он и ему подобные в безопасности. Вот и сидят там месяцами, годами безвылазно. «Общаком» с ними не делятся, бывает, и голодуют они, только никому дела до этого нет. Им нельзя показываться на глаза нормальным арестантам, нельзя разговаривать с ними. Им в принципе ничего нельзя! Но в случае бунта, они кандидаты номер один на зашивание ртов, глаз. Им прикажут, они обязаны подчиниться, иначе смерть. Они как расходный материал для зоны. Весной попал такой за изнасилование племянника. Его в «хату» к мужикам кинули, по ошибке наверно, но два дня он возле туалета и прожил, потом перевели туда, где ему и место, — брезгливо отвечает Марат.
— Еще баландеров на зоне не жалуют. Одно дело, когда под следствием ложкомойством занимается. Это еще как – то можно понять. Вот если уже осудили, а просится оставить в хозблоке, значит, боится колонии. Чаще всего хозобслуга «наседками» на администрацию работает, что тоже не приветствуется.
Иногда баландеры начинают хаметь, вести себя, словно они руководство и мы от них зависим.
Как-то одного такого решили проучить. Только он отрыл кормушку, в него кипятком плеснули. Он отскочить успел, но на руки попали. Так он мстить начал – стал кашу черпаком закидывать через кормушку, весь пол заляпал. Мало того, что без завтрака остались, так еще и на одежду варево попало. Через пару дней нашли гвоздь, расщепили старую раму и смастерили что-то вроде дротика. Как только он открыл кормушку, дротик воткнулся ему в руку, проткнув насквозь. С тех пор, более уважительного и обходительно разносчика каши, чем он мы не встречали. Правда, когда рука зажила, и он вернулся к своим обязанностям, — от воспоминаний у «правильного» сидельца лицо расплылось в улыбке.
— А брат, по какому делу залетел-то? По беспределу или как? Может, что присоветую, я уже сам как адвокат! Мои университеты на практике пройдены! – расчувствовался вдруг бывалый.
Поняв, что мой опытный в криминале собеседник вот-вот меня раскусит, мне пришлось спешно ретироваться, сославшись на встречу с адвокатом. Прощаясь с Маратом, мне показалось, что на свободе он пробудет недолго и вскоре вернется в привычную для него атмосферу криминальных законов и воровских понятий. Как показало время, интуиция не подвела и вскоре в милицейских сводках о розыске, мелькнуло знакомое лицо моего респондента – мужчины неопределенных лет, с землистым цветом лица, одетого в мешковатую недорогую одежду.
Милана СОБОЛЕВА.
